Самуил Зильберман

Потому что Самуил Моисеевич – интеллигент из настоящего. То есть настоящий интеллигент. Не потому, что в его доме – великое количество книг, одних только томов из серии «Жизнь замечательных людей» около тысячи или больше. И не потому, что изъясняется он правильным литературным языком. Самуил Моисеевич Зильберман – интеллигент из тех, кого узнаешь по взгляду, по умению слушать, слышать и отвечать, по чувству юмора, по высокой степени искренности в разговоре («писать об этом не стоит, но расскажу…»). По умному и пытливому взгляду – в очках ли, без них…

Биографическая справка

Самуил Моисеевич Зильберман родился в 1946 году в Москве, но его детство, юность, вся трудовая биография связаны с Красноярском и Сибирью. В 1968 г. окончил Красноярский политехнический институт по специальности «Электрические системы и сети». 1968–1988 гг. – дежурный диспетчер, замначальника центральной диспетчерской службы, начальник ПТО РЭУ «Красноярскэнерго». В 1988 г., после образования Сибирского территориального энергетического объединения «Сибирьэнерго», назначен заместителем главного инженера по эксплуатации и ремонту. С 1994 г. – заместитель генерального директора – директор межсистемных электрических сетей «Сибирьэнерго» РАО «ЕЭС России». 1997–2002 гг. – генеральный директор Территориального обособленного подразделения РАО «ЕЭС России» – «Сибирские межсистемные электрические сети». В 2002 г. назначен генеральным директором филиала ОАО «ФСК ЕЭС» – «Магистральные электрические сети Сибири». 2012–2015 гг. – генеральный директор филиала ПАО «ФСК ЕЭС» – «МЭС Сибири». 2015–2016 гг. – советник председателя правления ПАО «ФСК ЕЭС». С 2016 г. – советник генерального директора по специальным проектам ПАО «МРСК Сибири». В настоящее время руководитель направления по работе с ветеранами общества в «МРСК Сибири». Кандидат (2004), доктор технических наук (2009). Опубликовал более 50 научных работ в области электроэнергетики. Заслуженный энергетик России, имеет правительственные награды.

Минус медицина – плюс энергетика

—Самуил Моисеевич, давайте с самого начала. Знаю, что родились в Москве, но вся дальнейшая биография связана с Красноярском и Сибирью.

— Папа был военный врач, перевели сюда, в гарнизонный госпиталь. Здесь он и служил, и жил до конца жизни. Но это все-таки не совсем начало. Родители у меня были очень интересные люди. Самая примечательная деталь их биографии – они поженились 16 мая 1945 года в Берлине. Оба воевали. Папа – кадровый офицер, окончил военно-медицинскую академию в Питере – Ленинграде тогда, конечно. Мама тоже врач, родом из Киева. Типичная еврейская девочка. Мой дед, мамин отец, которого я не знал, – он умер до моего появления на свет, – считал, что еврейской девочке учиться не надо. Сам он шагал по жизни легко, будучи сыном достаточно богатого человека. В итоге мама пошла в школу в 12 лет, во второй класс. В 19 лет она ее окончила – тогда была десятилетка. У нее плохо получалось с украинским языком, поэтому уехала поступать в Воронежский медицинский институт. Началась война, их эвакуировали в Алма-Ату. Там она и окончила в итоге медицинский институт. В 1942 году ушла на фронт. Была сталинской стипендиаткой: это давало право выбора фронта, хотя, мне кажется, особой разницы не было. Папа был эвакуирован из Ленинграда в Самарканд, там оканчивал академию, оттуда тоже попал на фронт. Где они и встретились. Второго деда, папиного отца, я тоже не знал, он умер в 1941-м в Москве. Он был закройщик. Классика, типичный «еврейский портной». Ну а в 1950 году уже из Москвы наша семья переехала в Красноярск.

— Ваш выбор будущей профессии был осознанным?

— Нет. Мама очень хотела, чтобы я был врачом, «унаследовал» профессию. Школу я окончил с серебряной медалью. Перед этим у нас дома состоялся очень интересный разговор. Мой папа по натуре мне напоминал Обломова. Очень способный человек, отличный врач, но действовать ему совсем не хотелось, и скандалов он страшно не любил. Мама на меня нажимала: «Надо идти в мединститут! Еще лучше – поезжай в Ленинград, поступай в военно-медицинскую академию по папиным стопам!». В ее присутствии он соглашался: «Да, сынок, мама правильно говорит, иди в медики!». Стоило маме выйти на кухню по своим делам, папа начинал: «Не вздумай идти в медицину!». У меня математический склад ума, я был неплохой шахматист; до сих пор, говорят, неплохо играю в преферанс. Твердо решил: в медицину не пойду, и не потому, что папа отсоветовал, – крови до сих пор боюсь. Кроме математики, еще увлекался историей, к которой меня приобщил наш преподаватель, директор 57-й школы Александр Исаевич Сосновский. Будучи восьмиклассником, я проводил уроки истории в седьмом классе – в его присутствии, конечно. Я приехал подавать документы в Красноярский университет – мне сказали, что там готовят преподавателей вузов. Мне это было неинтересно, преподавать я не хотел. И сейчас не хочу, хотя являюсь доктором технических наук и работаю на кафедре в политехническом институте: всячески отбрыкиваюсь от преподавания. В диссертационном совете работаю с удовольствием, на защитах мне интересно, но читать лекции студентам – не мое... Так вот, я не захотел становиться преподавателем математики. Оставалась история. Я решил посоветоваться с Александром Исаевичем – в то время он уже заведовал Советским районо Красноярска. То, что он сказал тогда мне, 17-летнему пацану, бывшему совсем недавно секретарем комитета комсомола школы, поражает меня до сих пор. Он сказал: «Ты хочешь быть постоянным вруном – сегодня говорить одно, а завтра другое?». Меня тогда это потрясло, а со временем я еще больше оценил степень откровенности и рискованности такого заявления.

— Получается, оба увлечения – побоку, ни одно не стало профессией, и было уже все равно, куда идти?

— Всё так. Я пошел в политехнический институт. Нагловатый, самонадеянный молодой человек, с медалью, шахматными регалиями, пиджак накинут на плечи. Прихожу в приемную комиссию: «Где у вас самый большой конкурс?». Они мне говорят: «Радиотехнический факультет». Я считал, что тяга к этому – копаться в деталях, собирать приемники – должна быть с детства, а у меня ее не было, и я на этот факультет не пошел. Следующим по рейтингу был электротехнический – подал документы туда. Было это в 1963 году. С тех пор я в энергетике. — Наверное, немного в наше время найдется людей, у которых в трудовой – четыре места работы. — Думаю, немного. У меня – «Красноярскэнерго», «Сибирьэнерго» – был там сначала заместителем главного инженера, потом заместителем генерального директора по сетям, «МЭС1 Сибири», которое я возглавлял 18 лет, и «МРСК2 Сибири». Вообще, несмотря на то, что маму я не послушался, за всё, что со мной было и есть, я благодарен своим родителям.

Диспетчер

—Если в школе вы были активны – наверное, эта активность как-то проявлялась и в студенческие годы?

— Не особенно. В 1963 году Никита Сергеевич Хрущев ввел для выпускников школ безотрывное обучение. Три семестра мы учились и работали, как «вечерники», только они учились по вечерам три раза в неделю, а мы четыре. После школы, которую я окончил достойно, я плохо перестраивался на новый ритм – утром на работу, вечером на занятия… Потому и учился очень неровно. И активности особой не проявлял. Правда, выступал за институтскую сборную по шахматам. Мы много ездили по Сибири на различные соревнования. Позже, когда пришел на работу в «Красноярскэнерго», через год стал секретарем комитета комсомола. На меня обратил внимание тогдашний руководитель Михаил Платонович Сморгунов. Мощнейший был человек. Я стал диспетчером энергосистемы. Он воспитывал меня. Как-то докладываю: «У них на Красноярской ГЭС генератор отключился». Он: «Не у них, твою мать, а у тебя! Ты за меня остался – и не оправдываешь моего доверия!». Отношения с властью у него были… особые. Доверительные. Захожу к нему однажды с какой-то просьбой от коллектива, он выслушал, снимает трубку, набирает номер – тогда председателем крайисполкома был Николай Федорович Татарчук. «Коля, это Миша Сморгунов тебе звонит, тут комсомол меня насилует, нужно помочь как-то…» – и вопрос был решен. Он коренной красноярец, окончил Томский политехнический институт, начал работать в 1943 году – это год образования красноярской энергосистемы на базе ТЭЦ-1. Начинал котломером – ходил и смотрел уровни на котлах. И вот в то время, когда я стал секретарем комитета комсомола, я уже был, конечно, активен.

— В чем проявлялась активность?

— Выезды за город, спортивные соревнования… Бурная жизнь была. Это не только моя заслуга. Просто люди были другие. Когда я еще в школе учился, в шахматный кружок во Дворце пионеров ходили 17 из 19 учеников в моем классе. Я всех заразил. Но и на основной работе я был достаточно активен – да и не понимаю, как можно работать иначе. Когда пришел, меня назначили инженером группы режимов. Несмотря на угрожающее звучание, это всего лишь различные расчеты электрических режимов. В специальные подробности нет смысла вдаваться, тем более что проработал я в этом качестве совсем недолго и шел не за этим. Я хотел быть диспетчером. Диспетчер энергосистемы – это очень серьезная работа. В основном ею занимались люди не просто с высшим образованием, а с опытом. С институтской скамьи, пожалуй, я был единственным. И вот после трех месяцев «на режимах» меня перевели в диспетчерскую и готовили целый год. Стажировался на ТЭЦ, ГРЭС, сетевых объектах. Экзамен сдавал девять часов в течение двух дней. — Диспетчер – это, по-нынешнему, фронт-офис, на него падает вся ответственность за сбои, а за нормальную работу дивиденды не светят. — Ну, примерно так… Два года работал диспетчером, через два года стал старшим диспетчером. 1971–1972 годы для меня были временем постоянных стрессов, Михаил Платонович меня называл не иначе как аварийщиком. Однажды произошла очень крупная авария на подстанции, которая снабжала электроэнергией алюминиевый завод: вышли из строя семь (!) из тринадцати выключателей. Смена – три человека: старший диспетчер, диспетчер и помощник. В то время я работал старшим диспетчером, а диспетчера на смене не было, не хватало людей. Случилось всё ночью. Дежурная – хороший специалист, но в нештатной ситуации впала в ступор. Потом рассказывала: «Когда Зильберман меня матом покрыл, я поняла – что-то не то происходит». И включилась. Но все разговоры в диспетчерской записывались тогда на магнитофон, как и сейчас. На разбор аварии должна была прибыть комиссия. Приехал Сморгунов и говорит: «Ты что себе позволяешь?». Я говорю: «Михаил Платонович, вы тут сидите, высказываетесь – я повторил…». Он изумился: «Ну ты нахал! Уже со мной себя сравниваешь?». Вызвал начальника связи, приказал убрать запись, где я дежурную в чувство приводил: «Чего пацана подставлять?». А мне действительно было-то всего 25 лет. Магистральное направление

— Нелегкое это дело – постоянно принимать удар на себя. Как дальше складывалась карьера?

— Пять лет отработал старшим диспетчером – надоело. Меня перевели заместителем начальника службы надежности и техники безопасности. Но инспекторская работа – не мое. Мне нравится подумать. Ездить, чтобы наказывать людей, не очень интересно. Вернулся в диспетчерскую службу, но уже заместителем начальника, и в этом качестве пробыл семь лет. При этом оставался секретарем комитета комсомола, уже будучи членом партии. Было такое партийное поручение: возглавлять комсомол. Но когда мне в райкоме на заседаниях девушки стали уступать место, я восстал: «Больше не буду выполнять поручение!». И стал заместителем секретаря парторганизации по идеологии. Потом я формировал производственно-технический отдел, был в статусе заместителя главного инженера. А в 1988 году создавалось «Сибирьэнерго». Сначала я там поработал начальником ПТО, потом замом главного инженера. Работа самая интересная. – Почему? – Главный инженер – должность частично представительская, а зам – в гуще всего: событий, людей… Ему пахать надо. Позже меня назначили заместителем генерального директора по сетям – это напрямую связано с дальнейшим развитием биографии. В 1997 году сети стали выделять в самостоятельное подразделение, создали «МЭС Сибири», вначале «Межсистемные…», а затем «Магистральные электрические сети», позже цепочка сплелась в «Федеральную сетевую компанию» (ФСК). Я был заместителем генерального директора «Сибирьэнерго» по сетям – кандидатура номер один на главу нового подразделения. В Москве один из руководителей РАО сказал даже: «Зильберман может не приезжать на собеседование, мы его и так знаем». И меня назначили. 1 июля 1997 года вышел первый приказ за моей подписью о том, что я приступил к исполнению своих обязанностей.

— Структура создавалась с нуля – сложно было?

— Технически – нет, организационно – да. Сети нужно было изъять из энергосистемы. Не всем региональным руководителям это было по душе. Ну, понимаете, вот он был хозяином всей системы – и тут у него часть его «хозяйства» забирают. Обидно. Красноярск, Алтай – без проблем. Но в некоторых местах проблемы возникали, приходилось воевать. Было очень интересно. Я приехал на первое совещание глав МЭСов в Москву. Мне 51 год, самый молодой из восьми директоров. Остальные старше и опытнее. Я говорю: «Мужики, я такой-то, ничего не знаю, прошу меня учить!». Учить меня взялся Валерий Михайлович Лаврентьев, гендиректор столичного «МЭС Центра». Я его называл про себя дуайеном, главой дипломатического корпуса. Он в 60 ушел на пенсию, а когда уходил, сказал мне: «Передаю дуайенские обязанности в надежные руки!». За год он меня здорово натаскал. Когда я стал первым лицом, понял, что жизнь первого руководителя резко отличается даже от жизни второго лица: гораздо больше работы с людьми. Мне это нравилось. Мне кажется, что я достаточно демократичен. Хотя мой непосредственный начальник, председатель правления «ФСК ЕЭС» Андрей Натанович Раппопорт, считал меня одним из самых жестких региональных руководителей.

— Как складывались отношения с федеральным начальством?

— Бывало всякое: и инспекторские проверки, и разговоры на повышенных. Но в основном отношения были конструктивными. Сыграло роль, конечно, и то обстоятельство, что за всё время моего руководства я ни разу, ни на один день не сорвал плановых сроков ввода новых объектов. В результате скоро был признан одним из лучших генеральных директоров. А «МЭС Сибири» из восьми подразделений трижды за семь лет становилось лучшим по итогам работы. — 17 августа 2009 года произошла авария на Сая но-Шушенской ГЭС.Как сказалось это на вашей работе? — Помню картину: еду на машине туда, мне навстречу плотный поток, а со мной в одном направлении – никого… На мне-то авария особенно не сказалась, мои сети как работали, так и работали. У нас проблемы другого рода начались раньше – и в 2009-м могли обернуться новыми опасностями. Злодеи издевались над нашими сетями. На опорах линий есть ребра жесткости – их срезали на металлолом или для частного использования. Опоры теряли прочность, их могло согнуть сильным ветром, они могли упасть и так далее. В результате аварии на этой ГЭС мы потеряли мощную генерацию, нагрузки на сети возросли, и если где-то упадет опора… ну, объяснять не нужно даже дилетанту. В результате мы купили 42 автомобиля, посадили рядом с каждым нашим водителем сотрудника МВД, и эти машины «барражировали» вдоль 25 самых важных для нас линий электропередач по всей Сибири. Создавали дополнительные бригады, работали ночью. Кстати, ровно через месяц после Саяно-Шушенской аварии одну опору все-таки уронили: спилили ребра жесткости, поднялся сильный ветер – и она просто сложилась.

О личном

— Расскажите о семье.

— Я женат второй раз, в январе отметили серебряную свадьбу. Двое сыновей у меня от первой жены. С ней мы тоже прожили почти 25 лет, да и сейчас отношения поддерживаем. Женился первый раз рано, с будущей женой познакомился на танцах. Мне был 21 год, когда родился первый сын. Правнуку в этом году будет 11 лет. А вторая жена – моя коллега, инженер-теплоэнергетик. И вообще у нас очень много общего: любовь к театру, к путешествиям, книгам…. Старший сын – тоже мой коллега по профессии, работает в районном диспетчерском управлении инспектором. Младший – юрист в «МЭС Сибири».

— Случались неприятности из-за национальности?

— На бытовом уровне только в детстве были какие-то небольшие стычки. По работе я негативного отношения никогда не ощущал. Ну, был один руководитель, который смотрел на меня косо. Но, мне кажется, его антисемитизм был искусственный, он этим маскировал другое. Он ждал от меня какой-то опасности, видел во мне потенциального конкурента. Я был моложе на десять лет, я инженер-электрик, а он нет.

— Вы из тех, кто ходит в синагогу, соблюдает традиции?

— Я атеист. Хотя было немало случаев, которые наводили на мысль: кто-то меня все-таки бережет. И атеизм мой – не воинствующий. Я помогаю нашей синагоге, особенно активно стал помогать, когда сначала папа, а потом мама ушли в другой мир. Я был в Израиле, и мне там не понравилось. Сложилось впечатление, что люди живут там очень изолированно. А я человек открытый, люблю, как теперь говорят, тусовки. Атмосфера замкнутости – не для меня.

— Почему кандидат в мастера спорта по шахматам перестал играть?

— Дефицит времени. Цейтнот. Но не только это. В 1962 году я участвовал в чемпионате России по шахматам среди юношей во Влади мире. Жил в одной комнате с Анатолием Карповым, мне было 16, ему – 10 лет. И мы с Карповым играли блиц. Максимум, чего я добился в счете, – 4:6. Проигравший лез под кровать. Утром уборщица приходит – изумляется: «У всех пыль под кроватями, а у вас чистота!». После турнира, где я сыграл неуспешно, мне сказали потом, что подо мной трясся стул, нервная система сбоила. Я подошел к тренерскому столу и спросил: «Я иду в 10 класс, пора думать о будущем – скажите честно, что-нибудь из меня получится?». И мне честно сказали: «Мастер средней руки – максимум». Такое меня не интересовало. Я потом играл еще за команду института, но это уже не было стремлением к шахматной карьере. Хотя в период моей шахматной активности мне посчастливилось наблюдать за бурным ростом молодых красноярских шахматистов Лены Ахмыловской и Левы Псахиса, ставших впоследствии первыми гроссмейстерами Красноярского края. Вначале я у них выигрывал, впоследствии стал проигрывать. Хорошо помню последний блиц-турнир на приз газеты «Красноярский комсомолец», когда после семи туров я держался в лидирующей группе, после чего подряд закономерно проиграл Псахису и Ахмыловской. В итоге оказался на восьмом месте.

—У вас много книг – успеваете снимать их с полок?

— Да, это успеваю. Правда, последнее время читаю в основном детективы. Легкое чтиво позволяет мозги не очень напрягать. Мне на 70-летие подарили 70 томов российских философов. Я посмеялся: когда же все это читать? Мне сказали: «Подарок с намеком: пока все не прочитаешь, обязан жить».

— Есть у вас слабости?

— Ну, одна-то точно есть, еще с детства: я сладкоежка. Папа, хоть и врач, к этому спокойно относился, а мама старалась меня ограничивать. Мне было лет 12, когда я обнаружил, что заднюю стенку буфета можно отверточкой приоткрыть. И когда вечером мама приходила с работы и выдавала мне положенную конфету, я говорил: «Мама, что-то не хочется!».

***

— Я бы хотел напоследок еще раз вернуться к важному вопросу. Имея очень широкий круг общения, приходилось встречаться с представителями различных национальностей. Но никогда в Сибири я не ощущал каких-то сложностей в межнациональных отношениях. Я всегда хвастался в кругу коллег из других регионов России, что за мной стоят настоящие мужики особой – «сибирской» – национальности. И это одна из основных причин того, что я отказался от переезда в Москву.

текст: Геннадий Васильев

Статья из журнала «Этно-Мир на Енисее» №21, 2020 год. Читать электронную версию журнала.